СУЗДАЛЬСКОЕ ПИСЬМО НИКОЛАЯ ЛЕСКОВА

Лев Николаевич Толстой назвал Николая Семеновича Лескова писателем будущего. И его слова оказались пророческими: в наше время никто не оспаривает суждения, что Лесков — великий русский писатель, его произведения издаются большими тиражами и на прилавках не залеживаются. Кроме того, думается, что значение творчества этого писателя в деле возрождения России, русской культуры будет возрастать.

Но Лесков, по его собственным словам, жил в «подлое время» — революционной смуты, когда расшатывалась государственность, весь уклад русской жизни. А Николай Семенович отстаивал русские интересы, писал о быте и душе русского человека, очень талантливо. Вот почему писателя не признавали при жизни, у него было много недоброжелателей и даже врагов. Критике подвергались и сам Лесков, и его творения.

Как-то мне в руки попала книга «Годы перелома» (звучит, как «перестройки» — Ю.Б.), изданная в 1908 году. Это сборник статей редактора журнала «Мир Божий», критика Ангела Ивановича Богдановича, о котором неплохо отзывались А.И. Куприн и В.Г. Короленко. В книге помещена статья Богдановича «Лесков — писатель-анекдотист», негативно оценивающая творчество писателя: «Еще при жизни Лесков был уже мёртвым писателем, мало привлекавшим внимание своими последними произведениями, хотя они были ни хуже, ни лучше всего, что он писал раньше. Тот же анекдотичный характер содержания, та же грубоватая манера в отделке, та же вычурность, деланность языка, излюбленные словечки, кривлянье и ломанье».

Останавливается критик и на характеристике самого крупного произведения Лескова — романе «На ножах», занимавшем в полном собрании сочинений два тома (около 1000 страниц). «Суздальская манера письма (! — Ю.Б.), преобладающая у Лескова вообще, развёртывается здесь во всю ширь. — пишет Ангел Иванович. — Современный вкус этого уже не выносит, и что бы ни говорили панегиристы, гг. Сементковские и Венгеровы, такое художество неприлично сопоставлять с произведениями «великих мастеров русского слова». Стыдно тревожить великие тени Тургенева, До­стоевского и Салтыкова по поводу лесковского шутовства».

«Суздальская манера письма», таким образом, — плохая? Используется как ругательный прием. Но любопытно, что имел в виду критик Богданович под «суздальской манерой письма»? Разве таковая существовала? В древнерусской литературе, по-моему, такого понятия нет. Есть «ростово-суздальская живопись», «суздальские богомазы», но эти понятия не определяют одно и то же. В хорошем смысле «суздальская живопись» имеет определенные черты в стиле, композиции и колорите, мягкости, живописности, задушевности подачи образов.

Может быть, Богданович подразумевает живописность, декоративность языка? «Он многое видел, многое наблюдал, но не осмыслил виденного и слышанного, и поэтому дал ряд искаженных, затейливых узоров и ничего правдивого» — подводит итог критик в конце очерка. Вряд ли… ведь М. Горький называл Лескова «волшебником слова», который «писал не пластически, а рассказывал и в этом искусстве не имеет равных себе».

Размышляя по поводу «суздальской манеры письма» Н.С. Лескова, я обратился к литературе, анализирующей творчество писателя. И в одной книге наткнулся на цитату из письма Ф.М. Достоевского А.Н. Майкову, в котором известный писатель делится мнением-впе­чатлением по поводу романа Лескова «На ножах», опубликованного в «Русском вестнике»:

«Читаете ли вы роман Лескова в «Русском вестнике»? Много вранья, много чёрт знает чего, точно на Луне происходит. Нигилисты искажены до бездельничества,— но зато — отдельные типы! Какова Ванскок! Ничего и никогда у Гоголя не было типичнее и вернее. Ведь я эту Ванскок видел, слышал сам, ведь я точно осязаю её! Удивительнейшее лицо! Если вымрет нигилизм начала шестидесятых годов, — то эта фигура останется на вековечную память. Это гениаль­но! А какой мастер он рисовать наших попиков».

Кроме того, Ф.М. Достоевский на полях рукописи «Подростка» оставил запись, вспомянув Лескова: Описывать всё сплошь одних попов, \ По-моему, и скучно и не в моде; \ Теперь ты пишешь в захудалом роде;\ Не провались, Л-в.

На этот раз Достоевский касается романа Н.С. Лескова «Захудалый род», печатавшийся в «Русском вестнике» (1874г., № №7, 8, 10). Следует сказать, что отношения между этими писателями были сложными.

Таким образом, возможно, под выражением «суздальская манера письма» надо понимать описание «всё сплошь одних попов», быта монастырей и святых обителей, всего церковного, Православия: ведь Суздаль славился на всю Россию как «богоспасаемый град». Крепка была суздальская традиция в русском искусстве. Даже великий Гёте интересовался суздальской живописью! Под суздальским под­разумевалось все исконно русское, глубинное в русском характере и искусстве.

Известно также, что род Лесковых происходил по отцовской линии из духовенства, предки писателя были священниками. Естественно, что тема веры, религии, религиозного искусства нашли значительное место в творчестве Николая Семеновича. В конце пятидесятых годов он много путешествовал, по его собственным словам объехал всю Россию, «от Черного моря до Белого и от Брод до Красного Яру». Был он в Муроме и Владимире, кто знает, может быть, и в Суз­даль заезжал — это же рядом! О Владимире Лесков пишет в повести «Железная воля».

В 70-е годы, т.е. когда были опубликованы романы «На ножах» и «Захудалый род», писатель увлекся древнерусским искусством. «Ког­да, в довольно долголетнее отвержение от литературы.— писал Н.С. Лесков, — меня от скуки и бездействия заняла и даже увлекла церковная история и сама церковность, я, между прочим, предался изучению церковной археологии вообще и особенно иконографии, которая мне нравилась». Серьезно писатель занялся изучением ико­нописи в период работы над одним из лучших своих произведений — «Запечатленный ангел» (в печати появился в 1873 году). О значении иконописи в истории русского искусства Н.С. Лесков писал во многих журналах. Он, конечно, знал и о «суздальской манере письма».

Юрий БЕЛОВ, заслуженный работник культуры России. Город Суздаль.