«Чей глас умолк на братской перекличке?» О судьбе юноши, сыгравшего роль лицеиста Пушкина в известном фильме

Заветный для Александра Пушкина день – 19 октября. Каждый год бывшие лицеисты собирались в этот октябрьский день на дружескую пирушку вспомнить добрым словом учителей, посмеяться над своими давними проказами, помянуть товарищей, ушедших в мир иной… Совсем немного осталось до круглой даты: в следующем году исполнится 220 лет, как волею Александра Первого в Царском Селе возник Лицей, призванный дать Отечеству образованных государственных мужей. Что ж, воля царя была исполнена. Но всё же самым знаменитым выпускником Царскосельского лицея стал поэт Александр Пушкин.

Сколь прихотлива и непредсказуема судьба гениев! Не только земная, но и посмертная. И скрепы их судеб, фантастические связи так и непознанной природы, открываются спустя годы, а то и столетия. Позволяя далёким потомкам взглянуть на тот замысловатый узор сверху, словно из космической выси. Казалось бы, ну какое отношение могут иметь к Александру Пушкину злобные нападки критика Литовского на писателя Михаила Булгакова? Ведь век девятнадцатый, золотой век поэзии, давным-давно истёк, да и взамен Российской империи возник Советский Союз, а вместо русских людей появились советские. Другая эпоха, другие идеалы… И, тем не менее, та связь есть.

Итак, кто же такой Осаф Семёнович Литовский? Театральная энциклопедия упоминает о нем как о советском драматурге, журналисте, редакторе, литературном критике. Он оставил свои воспоминания о встречах с известными прозаиками и поэтами, в том числе – с Сергеем Есениным, и очень тщеславился его экспромтом, к нему отнесённом, но отнюдь не лестном: «Пью я первый раз у Литовского…»

Но прежде всего, Осаф Литовский «прославился» как критик творчества Михаила Булгакова. Травля писателя, а иначе это и не назовешь, началась с 1926 года, когда явился в печати отклик Литовского на пьесу «Дни Турбиных»: «Некоторые экспансивные зрители, совсем еще недавно воевавшие с “благородными”, но “заблуждающимися” Турбиными, увидев на сцене своих врагов, изображенных в столь идиллически-сентиментальном виде, инстинктивно хватались за воображаемую кобуру».

Как тут не вспомнить ставшие «крылатыми» слова немецкого прозаика Ганса Йоста, группенфюрера СС и близкого друга Геббельса: «Когда я слышу о культуре, я снимаю с предохранителя свой браунинг»?! Монолог тот вложен в уста героя пьесы «Шлагетер», приуроченную ко дню рождения фюрера и преподнесенную ему автором с посвящением: «Адольфу Гитлеру с любовью и непоколебимой верностью». Правда, «афоризм» тот приписывают подчас министру пропаганды Третьего рейха Йозефу Геббельсу. Что ж, к необычайно «интеллектуальной компании» примкнул в полемическом задоре Осаф Семёнович…

Каков же истинный вклад Литовского, избравшего себе сей псевдоним, в отечественное литературоведение? Точнее, в давно ставшую научной её область – булгаковедение. Увы, он почти забыт. Критика вспоминают, пожалуй, лишь историки литературы, приводя убийственные строки его статей. В недоброй памяти тридцатых они могли бы стать таковыми вовсе не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле: «Произведения Булгакова, начиная от его откровенно контрреволюционной прозы и кончая “Мольером”, занимают место не в художественной, а в политической истории нашей страны, как наиболее яркое и выразительное проявление внутренней эмиграции, хорошо известной под нарицательным именем “булгаковщины”».

Что это – критическая статья или политический донос на чуждого советской литературе «элемента»?! Ярый враг, не дававший Булгакову жить, а значит и творить. И если не сгубивший Мастера, то уж точно сокративший его земные дни. К слову, Литовского коллеги тоже величали мастером, только мастером «печатной ябеды». Кто ныне помнит его пьесы с возвышенно-патриотическими названиями и фальшивыми чувствами: «Родина», «Александр Невский», «Русские орлы»?! А вот их автора Литовского или же критика Латунского, – незримого «героя» романа «Мастер и Маргарита», – помнят все. Вернее, сцену погрома его квартиры в престижном «писательском доме», что в Лаврушинском переулке:

«Маргарита щурилась на надпись, соображая, что бы могло означать слово “Драмлит”. Взяв щетку под мышку, Маргарита вошла в подъезд, толкнув дверью удивленного швейцара, и увидела рядом с лифтом на стене черную громадную доску, а на ней выписанные белыми буквами номера квартир и фамилии жильцов. Венчающая список надпись “Дом драматурга и литератора” заставила Маргариту испустить хищный задушенный вопль. Поднявшись в воздух повыше, она жадно начала читать фамилии: Хустов, Двубратский, Квант, Бескудников, Латунский…

– Латунский! – завизжала Маргарита. – Латунский! Да ведь это же он! Это он погубил мастера. <…>

А Маргарита в это время уже поднималась стремительно вверх по лестнице, повторяя в каком-то упоении:

– Латунский – восемьдесят четыре! Латунский – восемьдесят четыре…

Вот налево – 82, направо – 83, еще выше, налево – 84. Вот и карточка – “О. Латунский”».

Поистине, ненависть водила булгаковским пером, столь же неистовая, как и месть Маргариты. Сколько же вместилось в этих строках экспрессии, иронии и… скрытого пророчества. «Под счастливой звездой родился критик Латунский. Она спасла его от встречи с Маргаритой, ставшей ведьмой в эту пятницу!» «Спасённый» Латунский-Литовский продолжил строчить свои злобные опусы… Булгаков, затравленный и больной, умер своей смертью, в своём доме, – что можно считать везением по тем временам. Успев дописать гениальный роман, но так и не увидев его напечатанным…

«Оппоненту» Михаила Афанасьевича довелось не только держать опубликованный роман в руках, но и стать свидетелем его невероятного успеха – посмертного триумфа столь ненавидимого им Булгакова… Роман «Мастер и Маргарита» был опубликован в журнале «Москва» в 1966-1967 годах, и сразу же стал событием в литературе. Нет, не в литературе, в жизни, – ведь счастливчики, получившие от друзей заветный журнал, зачитанный буквально до дыр, могли на несколько дней погрузиться в чудесный булгаковский мир, испытать невероятное наслаждение; остальные же, «неудачники», ещё долго ожидали своей очереди в библиотеках.

Читал роман и полысевший, одряхлевший критик Осаф Литовский, читал и от возмущения брызгал слюной: вот она как ярко расцвела – ненавистная ему «булгаковщина»!

«Да, говорят, что и до сих пор критик Латунский бледнеет, вспоминая этот страшный вечер…»

Его ждала грустная старость с тяжёлыми болезнями, будто данными за былые грехи, и одиночеством: на Великой Отечественной погиб его единственный сын Валентин.

Сын за отца не в ответе. И это правда. Он был весёлым, талантливым юношей, оставшимся в истории кино как… лицеист Пушкин.

Да, ему, тогда ещё подростку, ученику 1-й Московской образцовой школы Валентину Литовскому предложили сыграть Пушкина-лицеиста в фильме «Юность поэта».

Не только внешне напоминал юного Пушкина Валентин (казалось, он сошёл с гравюры Гейтмана, той хрестоматийно известной, где отрок-поэт в поэтической задумчивости подпирает рукой кудрявую голову), но и нравом: лёгким и бесшабашным, озорным и мечтательным. О лучшем артисте на главную роль и мечтать было невозможно, – редкое единодушие явили и сценарист Александр Слонимский (кстати, имевший отношение к пушкинскому роду – он был женат на правнучке Ольги Сергеевны, любимой сестры поэта); и консультанты фильма – маститые пушкинисты Мстислав Александрович Цявловский и Николай Васильевич Измайлов.

Символично: премьера фильма «Юность поэта» состоялась 10 февраля 1937 года, в столетнюю годовщину со дня смерти Пушкина. Новый фильм имел поистине оглушительный успех. И не только в Советском Союзе, но и во Франции, где он получил золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. («Рабочий и колхозница», взметнувшиеся перед советским павильоном на знаменитой выставке, тогда уже незримо соперничали с монументально-тяжелым наследием гитлеровской Германии.)

В те дни во французской столице стараниями Сергея Лифаря, страстного поклонника поэта, открылась пушкинская выставка, где экспонировалась пара дуэльных пистолетов: выстрелом одного из коих был смертельно ранен русский гений. Но увидеть Париж Валентину Литовскому, как и его герою, самому поэту, мечтавшему о том и прозванному в Лицее «французом» за блестящее знание французского языка, была не судьба.

Фильм «Юность поэта» шёл на экранах кинотеатров по всей необъятной советской стране, – его смотрели миллионы. И зрители не скрывали своих восторгов, делясь ими и доверяя чувства заветным дневникам. Небытие и бытие словно поменялись местами: оживший силою земного чуда – кинематографа – Пушкин, ровно через сто лет после земной кончины! Его зримым воплощением суждено было стать Валентину Литовскому, сыну гонителя другого русского гения. Но вряд ли о том было ведомо ученику московской образцовой школы…

Вспомним, что знаменитую сцену в «Мастере и Маргарите», когда исступленная героиня крушит квартиру ненавистного критика, Булгаков завершает необычно: «Скользнув к третьему этажу, Маргарита заглянула в крайнее окно, завешенное лёгонькой тёмной шторкой. В комнате горела слабенькая лампочка под колпачком. В маленькой кровати с сеточными боками сидел мальчик лет четырех и испуганно прислушивался. Взрослых никого не было в комнате. Очевидно, все выбежали из квартиры.

– Стекла бьют, – проговорил мальчик и позвал: – Мама!

Никто не отозвался, и тогда он сказал:

– Мама, я боюсь.

Маргарита откинула шторку и влетела в окно.

– Я боюсь, – повторил мальчик и задрожал.

– Не бойся, не бойся, маленький, – сказала Маргарита, стараясь смягчить свой осипший на ветру, преступный голос, – это мальчишки стекла били.

– Из рогатки? – спросил мальчик, переставая дрожать.

– Из рогатки, из рогатки, – подтвердила Маргарита, – а ты спи!».

Кто тот незнаемый мальчик, вызвавший материнскую нежность Маргариты и сумевший погасить её гнев? И ведомо ли было великому прозорливцу Михаилу Афанасьевичу, что у его гонителя подрастал маленький сын?! Да и может ли быть ответ… О жизни Валентина Литовского (всего-то двадцатилетней!) известно немного. Его близко знала писательница Лидия Либединская, носившая в девичестве славную фамилию – Толстая. Была одноклассницей Валентина, дружила с ним, и много позднее признавалась, что именно он, Валя Литовский, стал её первой девичьей любовью: «Валя познакомил меня с актёрами, которые снимались в фильме «Юность поэта», – Толей Мурузиным, сыгравшим роль Пущина, Яном Парамоновым – Кюхлей, Славой Сушкевичем – князем Горчаковым, Олегом Липкиным – Дельвигом. И его друзья стали моими друзьями. Какие это были прекрасные ребята! Они мечтали писать о Пушкине, ставить в театре его произведения, играть в пьесах о нём. Это были планы на будущую взрослую долгую жизнь».

Куда бы нас ни бросила судьбина / И счастие куда б ни повело, / Всё те же мы: нам целый мир чужбина; / Отечество нам Царское Село.

Благодаря воспоминаниям легко восстановить один день из жизни Валентина и его товарищей. Они собрались вместе 27 января 1937 года – в столетие смертельного поединка поэта – в роскошном ленинградском ресторане «Астория» и дали друг другу клятву вновь прийти сюда ровно через пять лет, «всем лицейским братством». «Именем Пушкина клянёмся…» – так записали друзья и под поэтическими строчками – «Друзья мои, прекрасен наш союз! Он, как душа, неразделим и вечен»… – поставили свои подписи. Будущее было к ним милосердно, не приоткрыв до времени своей чёрной завесы – ведь в январе 1942 года в блокадном Ленинграде мечталось не об «Астории», а о крошечной пайке хлеба… Да и к тому дню и году многих из юных артистов не будет уже в живых. Жертвами Великой Отечественной станут и поэт-лицеист Александр Пушкин, и милый ленивец Антон Дельвиг, и верный Иван Пущин. Уцелеют лишь Вильгельм Кюхельбекер, добрый Кюхля, да умница Александр Горчаков. Пущин (артист Анатолий Мурузин) пропал без вести летом 1941-го. Последнее его письмо к матери пришло из литовского города Ретавас за несколько дней до войны. Дельвиг (артист Олег Липкин) пал смертью храбрых в августе 1943-го, в бою под смоленской деревушкой и был близ неё похоронен. Кюхельбекер (артист Иван Парамонов) начал войну рядовым, а закончил гвардии капитаном с медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды. Смог сполна порадоваться мирной жизни. Горчаков (артист Чеслав Сушкевич) не только дожил до Победы, но и продолжил сниматься в кино. Сыграл немало эпизодических, но ярких ролей в знаковых фильмах: «Два капитана», «Повесть о настоящем человеке», «Дворянское гнездо», «Хождение по мукам», «Маленькие трагедии», «Бег».

Да, вечный «счастливец Горчаков», – и здесь ему повезло более друзей. Прожил полную насыщенную жизнь, подобно его герою. Достигшему неимоверных высот в жизненной карьере, канцлеру и российскому министру иностранных дел довелось пережить всех друзей-лицеистов. «Кому ж из нас под старость день Лицея / Торжествовать придется одному?» Судьба избрала его, светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова – последнего из лицейского братства…

Первой жертвой войны среди друзей пал Валентин Литовский. Биография у него совсем краткая: осенью 1939-го он был призван в армию и отправлен служить на Дальний Восток. Оттуда из Уссурийска (город назывался тогда Ворошиловым) его часть была переброшена на запад, в Белоруссию. Перед самой войной, в мае. Известно, что мать Валентина собиралась навестить сына в Минске 22 июня 1941 года. Надо ли говорить, что эта встреча не могла случиться, – у Гитлера были иные планы на тот день…

Валентин Литовский погиб в начале июля 1941-го, точной даты его смерти нет. Вероятно, – в печально знаменитом Минско-Белостокском котле, когда немецким дивизиям удалось взять в «двойные клещи» советские войска

Слово военным историкам: «Во время окружения 28 июня, советские армии были разбиты на два кармана. Один окруженный карман находился к востоку от Белостока и содержал 10-ю советскую армию, а большее окружение захватило 3-ю и 13-ю советские армии в Новогрудке».

Та стратегическая операция, порученная вермахтом генерал-фельдмаршалу фон Боку, командующему группы армий «Центр», стала успешной для гитлеровцев. Всего через пять дней после вторжения немцы (силами 2-й танковой группы генерала Гейнца Гудериана и 3-й танковой группы Германа Гота) отрезали немалую часть территории к востоку от Минска, сумев вгрызться более чем на триста километров вглубь страны.

В двух страшных «котлах», – их иногда разделяют как Белостокский и Минский, – взято в плен более трёхсот тысяч наших солдат и офицеров, захвачены бессчетные военные трофеи. Двадцать советских дивизий были уничтожены нацистами в те первые дни войны! И уже около пяти часов дня 28 июня 1941-го первые немецкие танки, громыхая гусеницами, победоносно вползли на улицы разбитого Минска.

Временные рамки невелики: всего восемнадцать дней – с 22 июня по 9 июля – длилось Белостокско-Минское сражение. Но в историю Великой Отечественной оно вошло, как одно из самых кровопролитных.

Молодая жизнь Валентина Литовского, оборванная немецкой пулей или осколком снаряда, пополнила страшный мартиролог: четыреста семнадцать тысяч семьсот двадцать девять человек…

А фильм о Пушкине-лицеисте продолжал жить. И сражаться. Бывший военкор оставил пронзительные воспоминания: «В те дни в дивизионных тылах, а иногда совсем рядом с передним краем показывали фильм “Юность поэта”. Я видел его на фронте четыре или пять раз. Стоит мне вспомнить раннее лето на Втором Прибалтийском, как перед глазами возникает поляна, окружённая сыроватой чащей. Бойцы стоят, прислонившись к стволам, или сидят на пеньках, а в полумраке мерцает полотно, натянутое между деревьями. И во весь экран – лицо юного Пушкина, и он становится им ещё дороже…Фильм делал своё дело. Валентин Литовский, сражённый в белорусском лесу, продолжал воевать на Псковщине». А он мечтал учиться в ГИТИСе и стать режиссёром, поставить спектакль «Сирано де Бержерак» и сыграть в нём главную роль…Артистов, как и первых зрителей «Юности поэта», война не пощадила: до Победы дожили немногие. Каким печальным пророчеством звучит в конце фильма слегка измененная «Прощальная песнь…», сочинённая Дельвигом: «Судьба на вечную разлуку, быть может, породнила нас!»

Время не властно над фильмом и его героями. Удивительно легко «Юность поэта» переносит зрителей в далёкие и счастливые для Пушкина и его друзей лицейские дни. И вот чудо, чёрно-белый фильм, снятый более восьмидесяти лет назад, при всей своей милой наивности и безыскусности, без привычных ныне спецэффектов, смотрится на одном дыхании. И кажется… документальным. В какой-то степени это верно, – ведь и Царское Село, где проходили съёмки, уцелело в своём первозданном довоенном виде лишь на кадрах старой киноплёнки. Немцы вволю поглумились над тем святым для русского сердца уголком…«Воспоминание, рисуй передо мной волшебные места, где я живу душой»…

Царское Село 1810-х, Москва 1930-х и Минск 1941-го – будто некий вневременной географический треугольник…А в титрах кинофильма (не на экране, нет), зная хитросплетения судеб героев, можно разглядеть не только их имена. Видится и светлый лик Михаила Булгакова, воссоздавшего последние дни Пушкина в своей пьесе, и зловещая тень критика Латунского. История имеет свойство всё расставлять по местам.

…В центре Москвы, в школе, где некогда учился Валентин Литовский, с портретной галереи бойцов «Бессмертного полка» бывших учеников и учителей, взирает на незнаемых соотечественников… лицеист Александр Пушкин – вечно юный его кинодвойник.

Лариса ЧЕРКАШИНА