19 августа выдающемуся русскому драматургу исполнилось бы 80 лет

Александр Вампилов погиб, не доплыв до байкальского берега нескольких метров и не дожив двух дней до своего 35-летия. Незадолго до трагедии в компании иркутских друзей-литераторов, обсуждавших, кто из них «переживет века», он сказал примерно так: «Не торопите события, пускай нас раскладывают по полочкам потом, после нас». С тех пор и поныне самого Вампилова и его пьесы пытаются разложить по полочкам. Телепередачи, спектакли, фильмы, фонды, музеи, книги, диссертации по теме «вампиловедение»… Казалось бы, помним, любим и чтим. Отчего же ощущение, что само Время будто бы отрицает Вампилова?

ДРУГ РАСПУТИНА

Пока был жив, его пьесы считались несовместимыми с советским образом жизни, самоубийственно не совпадая с генеральной линией партии. Сегодня «глубинный мистический реализм подлинной жизни» (выражение критика Владимира Бондаренко) несовместим с доминирующим стремлением к красивой жизни. Вампилов и это предвидел: «В будущем человек будет представлять собой сытое, самодовольное животное, размышляющее лишь о том, как бы устроиться еще удобнее». Не потому ли при всех попытках понять, о чем он писал и зачем, Вампилов ускользает, как солнечный блик на байкальской волне. А знавшие драматурга близко, говорят об этих попытках критично и кратко: «Саня не пойман». Отправившись по заданию «Комсомольской правды» на его сибирскую родину. Тогда еще был жив Валентин Распутин, написавший предисловие к его первой посмертной книжице: «В поэзии Николай Рубцов, в прозе Василий Шукшин, в драматургии Александр Вампилов – кажется, самую душу и самую надежду почти в единовременье потеряла с этими именами российская литература… И кажется, сама совесть навсегда осталась с ними в литературе». 

Добавить к этому нечего. Разве что автограф, который трепетно храню. Классик, умело уклонившись от интервью, взял в руки привезенную мной невзрачную книжку и неверным почерком отвыкшего от ручки старого человека написал на последней страничке: «В. Распутин, близко знавший и любивший Вампилова».

СЫН УЧИТЕЛЯ

Над сельским магазином в райцентре Черемхово – большой рекламный щит «Аларскому району 90 лет» с портретом знаменитого сибиряка: веселый прищур под характерным деревенским чубом.

– Наш земляк – бренд района, – поясняли мне тогда местные власти, – такой же, как здешняя пшеница с высочайшим, как у ставропольской, содержанием клейковины!

С таким «почитанием» Вампилов сталкивался и при жизни. «Я пользовался успехом в городе Т. – горевал он в своих “Записных книжках”. – Спектакль. Режиссер (мастер более всего разговорного жанра) без вкуса и меры…» К счастью, малая родина помнит Вампилова. Дом-музей в Кутулике – действительно дом, где когда-то жила дружная учительская семья: мама Анастасия Прокопьевна, математик в сельской школе и четверо ее детей – дочка и три сына.

Младшего назвали Александром. Саней. Так придумал отец. Валентин Никитич тоже был учителем – словесности. По национальности бурят, потомок аларских крестьян и здешних буддистских лам, он владел шестью (!) языками (латинский, греческий, бурятский, русский, немецкий, французский) и так знал и чтил русскую литературу, что ее классики были у него в друзьях. И даже снились по ночам.

«Дорогая Тася! Ну, как твои дела? Я уверен, все будет хорошо, – писал Валентин Никитич беременной жене. – И вероятно, будет разбойник – сын, и боюсь, как бы он не был писателем, так как во сне я всё вижу писателей… С самим Львом Николаевичем Толстым искал дроби, и нашли. Второй раз в Черемхове, ночуя в доме знакомого татарина, я во сне пил водку с Максимом Горьким и целовал его в щетинистую щеку. Боюсь, как бы писатель не родился… Не назвать ли его Львом или Алексеем? У меня, знаешь, вещие сны…»

Шел 1937 год – столетие со дня смерти А.С. Пушкина. В честь него мальчика и назвали. А Валентина Никитича Вампилова – этого аларского высоколобого чудака – вскоре арестовали и расстреляли как «активного участника контрреволюционной панмонгольской диверсионно-повстанческой организации». Расстреляли и деда Вампилова по матери, православного священника Прокопия Георгиевича Копылова. О том, что родных реабилитировали, их знаменитый внук и сын никогда не узнает. Справки об этом Анастасия Прокопьевна получит лишь в 90-х…

«НАСТЫРНЫЙ БУРЯТ»

Выпускное сочинение ученика 10 «а» класса Саши Вампилова «Народность в творчестве А.С. Пушкина» (он получил за него 4) тоже хранится в музее. Кто ж тогда догадывался, что «хорошиста» будут сравнивать с Чеховым и Володиным? Директор музея Юлия Соломеина оставила в доме всё как было и каждый раз заходит сюда торжественно, словно в церковь. Когда-то она, девчонка, училась у Анастасии Прокопьевны, а ее старшая сестра была Саниной одноклассницей. Юлии Соломеиной великий земляк-драматург близок, как родственник. Как Лев Толстой его расстрелянному отцу.

Память в Кутулике – живая. Не тронутая ни тленом, ни модой. И школьники Аларского района поумнее некоторых «вампиловедов». Стоит почитать молодежную газету Speech-ka, где они «раскладывают по полочкам» пьесы Вампилова – театроведам поучиться! А какое точное, без ложного пафоса название у районного литературного конкурса – «Великая провинция»! Ведь есть великие «пьесы о жизни обычных людей в провинции». Ведь все эти вампиловские Шамановы, Мечеткины, Дергачевы не с Луны свалились, а родились и живут в сибирских глубинках. Вампилов вынул их из жизни и вставил на века в томики по разделу «Драматургия» великой русской литературы. Но для этого – он не первый и не последний в скорбном списке русских талантов – нужно было всего лишь умереть молодым.

«Он уже был известен, – вспоминала Ольга, его жена, уже после трагедии на Байкале, – но пьесы шли лишь в провинции, столица не пускала его на сцены своих театров, на страницы своих журналов»… «Это вот на что похоже, – писал Вампилов. – Шайка головорезов (актеры) с матерым рецидивистом, с вором в законе (режиссером) во главе проигрывают в карты несчастного прохожего (автора). А дальше? Если автор случайно останется жив, за углом его ждет местный Закшевер из управления культуры… Скажите, ради Бога, при чем здесь искусство?» Жаловался: «Я устал переделывать свои пьесы в угоду хамам и чиновникам. Что именно хотят от автора? Да сущие пустяки… Чтоб пьеса ни с чего не начиналась. Чтоб пьеса ничем не заканчивалась. Другими словами, никакой пьесы от автора не требуется»…

Однажды услышал в известном московском театре: “Этого настырного бурята больше сюда не пускать!”

РОКОВОЙ БАЙКАЛЬСКИЙ ДЕНЬ

Иркутский писатель Виталий Зоркин, сокурсник Вамилова, рассказывал мне об их последней встрече – за несколько дней до гибели Александра:

– Он сварил картошки, был омуль… Сказал, что собирается на Байкал, хочет порыбачить и там, на Байкале, отметить день рождения – 35 лет… Уже прощались, и он вдруг заговорил про… любовь. Вспомнил блоковские строчки: «Синеокая, Бог тебя создал такой, гений первой любви надо мной…» Сказал: «Не верь Блоку и себе, когда пишешь о любви. Влюбленность – да. А любовь… Это миф. Видимость, что мы любим до гроба. Нет такой любви».

Незадолго до этого по приказу цензуры был рассыпан набор его новой пьесы «Прошлым летом в Чулимске». В Москве очередной раз задробили постановку «Утиной охоты»… И тогда же в вампиловском дневнике появилась запись, которую вполне мог сделать главный герой «Утиной охоты» Виктор Зилов: «В душе пусто, как в графине алкоголика. Все израсходовано глупо, запоем, раскидано, растеряно. Я слышу, как в груди, будто в печной трубе, воет ветер. Ничего нет страшнее … Совсем пусто, совсем темно…»

Иркутский искусствовед Тамара Георгиевна Бусаргина помнит роковой байкальский день – 17 августа, будто все случилось вчера. Вот ее воспоминания: «У нас в те поры был большой дом в порту Байкал. Несмотря на шторм и задержку переправы из Листвянки, 17 августа Вампилов ближе к вечеру все-таки приехал из Иркутска. Пока Глеб (писатель Глеб Пакулов, муж – Авт.) рыбачил, Саня отвез нас с Ольгой на наш берег и поплыл назад. Мы видели, как уже на середине реки он заметил рейсовый пароход из Иркутска, но вместо того, чтоб отплыть, помчался к нему на всех парах и давай кататься на волнах… Прибрели домой. Вдруг Ольга стала припоминать старые обиды. Будто предчувствуя что-то, сказала, что ей было бы легче перенести Сашину смерть, чем его измену, разлуку с ним… В полночь, не раздеваясь, уснули. Я проснулась часа в четыре утра. Ольга сидела на кровати, молчала. Потом, глядя мимо меня куда-то в пустоту, уверенно произнесла: “Саша утонул”». Стало жутко.

Уже рассвело и – о, радость! – стук в окно. Я выскочила первой и увидела Валентина Распутина. По какому-то чужому, стылому его лицу сразу поняла, что случилась беда. Валентин, не заходя, быстро сказал: “Глеб жив, а Саня утонул”. Не помню, на чьей случайной лодке мы ехали в Листвянку. Ольга сидела как каменное изваяние, смотрела широко открытыми глазами в одну точку и только возле Шаман-камня вдруг прижалась к Распутину и закричала истошно и страшно на весь Байкал. Глеба я нашла в Листвянской больнице. Из ушей сочилась кровь, вены на руках вздулись шишками. Но он был прямо-таки радостный, я даже усомнилась, в своем ли он уме. Первое, что сказал: “Какое счастье, что Саня выплыл, что жив…” Он, как за соломинку, держался за то, что действительно видел: как Саша вышел к кромке берега, встал во весь рост и сделал шаг. Глеб не хотел верить, что это был последний шаг, отмерянный ему на земле. Сашино сердце отказало»…

…Бусаргина, как и сам Вампилов, и его друзья, образовавшие когда-то знаменитую литературную иркутскую «стенку», – из крепких сибирских шестидесятников. Она остается одной из тех немногих, для кого, по ее же словам, «гибель Саши – всегда свежая рана». Потому так царапают ее по-живому спекуляции на имени.

– А если не спекуляция, так «восторженное непонимание Вампилова», – вспомнила Тамара Георгиевна меткую фразу Распутина. – Из всего делают кич… «Вот кепочка, в которой он тонул… Вот кружка… Вот бритва “Харьков”»…Какая кепочка?! Это же недостойное шоу!

КАЛИТКА В БУДУЩЕЕ

После гибели Вампилова, как из пулемета, – постановка за постановкой, спектакли, кино… Собственно, он и это предвидел. «Был уверен, что “пойдет”», – писал Валентин Распутин. Главное – править калитку, как бы ее ни ломали. Как это делает Валентина из «Прошлым летом в Чулимске». Делать, что должно. Правда, в отличие от своей героини, Вампилов никогда ангелом не был. Жил жадно и щедро – любил, дружил, пил, очень смешно шутил… Но какие они, ангелы, понимал лучше всех. Вот они, прямо по списку. Всем сердцем принимающий блудного сына и пишущий ораторию «Все люди братья» Сарафанов из «Старшего сына». Отдающий деньги двум первым встречным, кающийся в сыновнем грехе Хомутов («Двадцать минут с ангелом»). Валентина с ее вечной калиткой… Каждый из вампиловских ангелов очень земной. А смешно и грустно уже потому, что один – чудаковатый трубач в заштатном оркестре, второй – агроном, а третья – официантка из Чулимска. Значит, в любом провинциальном анекдоте в подтексте – ни больше, ни меньше – притча? Значит, есть надежда, что ангелом может быть каждый и каждая? Будто в соответствии с этим творческим замыслом, земное бытие драматурга Вампилова окончилось не «аликами» из «Утиной охоты», а светлой девушкой из сибирской глуши.

Хотите – верьте, хотите – нет, мне кажется, я эту девушку видела. Не в кино, не на сцене – она вдруг возникла теплым летним днем на маленькой железнодорожной станции Кутулик. Все ждали электричку. Кто-то скучал, кто-то курил, пил пиво, весело матерился. А Валентина шла мимо нас по деревянным мосткам по каким-то своим делам – опрятная, строгая, с нетяжелым ведром в руках. Другая. И будто чужая среди своих. Пожалуй, это была лучшая вампиловская сценка из всех, что я когда-либо видела. А потом… «Пришла электричка, и мы уехали». Занавес. // Наталья ОСТРОВСКАЯ / «Родина»

Памятник Александру Вампилову в Иркутске

РЕМАРКИ ВАМПИЛОВА

Говорите правду, и вы будете оригинальны…

Знаменитым стать сейчас легко, надо просто потерять совесть.

В такой международной обстановке детей рожать не хочется.

Богатый – уже не смешной.

Время нужно только для того, чтоб разлюбить. Полюбить – времени не надо.

Счастье – в предчувствии счастья.